УДК 347.0

В.Д. Рузанова[*]

ГРАЖДАНСКОЕ ПРАВО И ГРАЖДАНСКОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО КАК ВЗАИМОДЕЙСТВУЮЩИЕ СИСТЕМЫ

Статья посвящена вопросам взаимодействия гражданского права и гражданского законодательства как систем. Автор предпринимает попытку доказать, что существует несколько аспектов соотношения права и законодательства: не только как содержания и формы, но и как самостоятельных право­вых явлений. При этом делается вывод, что и гражданское право и гражданское законодательство являются полимерны­ми структурами.

Ключевые слова: система гражданского права, система граж­данского законодательства, содержание и форма гражданско­го права, комплексные нормативные образования, органич­ная система, неорганичная система, суммативность.

Право как сложное явление может подлежать доктринальному анализу в различ­ных аспектах. По справедливому утверждению В.Ф. Яковлева, в праве имеются сис­темы (структуры) различного уровня: система права как разделение права на отрасли по предмету регулирования и методу воздействия (т. е. деление права на составные части по юридическому содержанию правовых норм) и система законодательства, представляющая собой деление на отрасли законодательства (т. е. классификация на уровне источников права, его формы) [1, с. 754]. Указанные системы активно взаи­модействуют между собой, проявляя при этом свои качества как содержания и фор­мы соответственно, так и выступая в виде самостоятельных правовых явлений.

Гражданское право и гражданское законодательство как системы соотносятся меж­ду собой по целому ряду параметров, установление которых, с нашей точки зрения, является важнейшей научной задачей. В юридической литературе в связи с этим ставится несколько принципиальных вопросов, ответы на которые, с одной стороны, как бы предваряют рассмотрение заявленной проблематики, а с другой — служат методологической основой ее исследования. В первую очередь, речь идет об опреде­лении самих сравниваемых явлений и о критериях их соотношения. В связи со сказанным необходимо выяснить, в каком качестве система права и система законода­тельства должны подлежать сравнению: как явления правовой действительности или как правовые категории? Представляется, что каждый из указанных вариантов имеет право на существование, однако, по нашему мнению, не корректно проводить сопос­тавление явления правовой действительности с юридической категорией как таковой.

Обратимся к анализу доктринальных подходов в этой сфере. Общеизвестной яв­ляется впервые высказанная В.К. Райхером и поддержанная рядом ученых мысль о том, что система права — это научная конструкция [2, с. 65—70]. Отметим, что под­робная критика изложенной позиции дана О.С. Иоффе [3, с. 5 — 17]. Вслед за

В.К. Райхером, например, А.В. Мицкевич рассматривает понятие «система пра­ва» как научную категорию (доктринальный вывод юридической науки), которой должны следовать законотворческая практика и система законодательства [4, с. 35]. Нередко эта система характеризуется как доктринальная юридико-логическая модель (конструкция, модель правового регулирования) [5, с. 442; 6, с. 8; 7, с. 48]. Однако следует подчеркнуть, что на систему права как на «научное основание для системати­ки права, для классификации, логической обработки и размещения правового ма­териала в строго определенном порядке» в свое время указывали Д.А. Керимов и

В.М. Чхиквадзе [8, с. 15; 9, с. 59]. Кроме того, еще 1957 году С.С. Алексеев признал необходимость познания системы права научной задачей [10, с. 108]. Мы считаем, что в виде «доктринального вывода юридической науки» может существовать и сис­тема законодательства. Вопрос состоит в том, выступает ли система права в качестве явления реальной действительности. Если система права — это только научная (докт­ринальная) категория, а не явление реальной действительности как законодательство, то их сравнение невозможно в принципе.

Полагаем, что и право и законодательство выступают, прежде всего, как явления правовой действительности. В то же время в процессе познания каждое из них может быть выражено (определено) через правовую категорию, которая, в свою очередь, является инструментом познания. Любое исследование соотношения категорий, как справедливо подчеркивает Л.Б. Тиунова, предполагает, во-первых, выявление воз­можных критериев такого соотношения (критериев соотносимости) и, во-вторых, оп­ределение взаимосвязей соотносимых понятий по избранным критериям [11, с. 27].

Таким образом, и право, и законодательство могут существовать как «в форме» явлений правовой действительности, так и «в виде» правовых категорий.

Мы исходим из того, что системы права и законодательства являются «равноправ­ными», поскольку именно такой взгляд, с одной стороны, позволяет глубже раскрыть природу связи этих систем как содержания и формы (в таком качестве они не могут существовать друг без друга), а с другой — подтверждает высокую степень самостоя­тельности каждой из систем (они имеют собственные структуры). Вместе с тем, нали­чие их самостоятельности свидетельствует о том, что они могут существовать не только как содержание и форма, но и в качестве автономных правовых явлений. Сказанное, с одной стороны, позволяет сделать вывод, что система права не является внешней средой по отношению к системе законодательства, а с другой — приводит к мысли, что соотношение права и законодательства как содержания и формы является лишь одним из аспектов их взаимодействия. Полагаем, что право и законодательство могут существовать и в другом измерении: как самостоятельные явления (а значит, и как отдельные идеальные конструкции) и только в этом своем качестве они являются системами, «равноправие» которых основывается на факте их взаимного влияния.

Важно видеть, что сам по себе вопрос о соотношении названных систем возникает только в случае, если они отличаются друг от друга. В этом направлении юридичес­кая наука проделала долгий путь: от идеи о том, что не должно быть различия между отраслями права и соответствующими кодексами, между системой права и системой законодательства, до признания факта «нетождественности» системы права и системы законодательства, который сегодня является неоспоримым [12, с. 91].

В целях определения границ и параметров предмета исследования считаем необхо­димым предварительно сделать следующие пояснения. Проблема соотношения систе­мы права и системы законодательства является актуальной именно для континенталь­ной системы права (прежде всего, пандектной) и выступает частью более широкого вопроса — о соотношении системы права и его форм (источников), поскольку право существует и в иных формах (например, в форме прецедента). Необходимо также оговориться, что в данном случае мы используем понятие законодательства в широ­ком значении (как совокупность законов и иных нормативных правовых актов).

В доктрине относительно системы права и законодательства дискутируется ряд принципиальных вопросов: об объективном или субъективном характере этих систем; их первичности или соответственно вторичности. Так, нередко проблема первичности или вторичности данных явлений решается в зависимости от установления их объек­тивного или субъективного характера.

Большое значение для выявления соотношения системы права и системы законо­дательства имеет рассмотрение вопроса о взаимодействии отраслей (институтов) пра­ва и отраслей (иных подразделений) законодательства. В литературе межотраслевое взаимодействие рассматривается в двух аспектах: динамическом и статическом. Так, М.Ю. Челышев в связи с этим пишет: «Применительно к области действия граждан­ского права межотраслевое взаимодействие можно определить как взаимную динами­ческую связь гражданского права и иных частей системы права, которая последова­тельно отражается на всех стадиях гражданско-правового регулирования и во всех элементах его механизма. Межотраслевые связи гражданского права, кроме того, вклю­чают и связи статического характера, проявляющиеся во внешней форме права, в его источниках» [13, с. 60].

Сопоставление данных систем в аспекте «содержание-форма» в принципе хорошо «работает» применительно к традиционным отраслям права. Касательно же комплек­сных правовых образований его определение в значительной мере осложнено. В док­трине в связи с этим возникло два принципиальных вопроса: 1) являются ли комп­лексные правовые образования элементами системы права и (или) законодательства; 2) и если они относятся к системе права, то какое место в ней занимают.

В.А. Тархов, указывая на тесную связь гражданского права и гражданского зако­нодательства, одновременно отмечал, что система гражданского права и законодатель­ства не совпадают, поскольку нормативные акты могут содержать в себе нормы раз­личных отраслей права, а нормы одной и той же отрасли содержатся в разных актах. В связи с этим для удобства пользования и решения иных задач нормативные акты систематизируются по различным признакам [14, с. 80].

«Само появление и существование комплексных нормативных актов и комплекс­ных отраслей законодательства, — справедливо подчеркивает В.Ф. Яковлев, — есть результат взаимодействия различных отраслей права в регулировании отношений определенной сферы общественной жизни» [1, с. 754]. И далее, говоря о взаимодей­ствии гражданского права с другими отраслями, автор в качестве комплексных обра­зований «с участием гражданского права» называет промышленное право, строитель­ное право, банковское право [1, с. 755].

По существу подавляющее большинство ученых признает наличие комплексных правовых образований, дискуссия же в основном разворачивается по вопросу о воз­можности (или невозможности) признания их отраслями права. Толчком для разра­ботки теории комплексных отраслей права послужила констатация в ходе второй дискуссии все чаще встречающего факта объединения законодателем в одном акте разнородных норм, подчиненного задаче регулирования взаимосвязанных между со­бой разнородных отношений. Первоначально выдвинутая В.К. Райхером [15, с. 189] эта идея стала предметом активного обсуждения (споры не затихают и сегодня) и сразу же возник вопрос о месте данных отраслей в структуре (системе права). По мнению Ю.К. Толстого, комплексная отрасль права не занимает никакого места в системе права, поскольку она не имеет единого предмета, своего метода и состоит из норм основных отраслей [16, с. 45].

Теория комплексных отраслей права не получила широкой поддержки и подавля­ющее большинство авторов встало на позицию, согласно которой комплексным мо­жет быть только законодательство, но не право. Так, В.Ф. Яковлев считает, что комплексные образования существуют именно в сфере законодательства [1, с. 755].

С.В. Поленина, в свою очередь, пишет: «Сама природа отрасли права как категория социальной действительности исключает возможность существования комплексных отраслей права (в отличие от комплексных отраслей законодательства)» [9, с. 60; 17, с. 7-8; 18, с. 33-35].

В доктрине существует и иные суждения, как допускающие возможность образо­вания комплексов не только в системе законодательства, но и права [19, с. 9-10], так и отрицающие существование не только «комплексных отраслей» права, но и «комп­лексных отраслей» законодательства [20, с. 69-70].

В литературе получил распространение взгляд на комплексные образования как межотраслевые институты, представляющие собой интегрированные вторичные обра­зования в праве. Так, базируясь на идее Л.И. Дембо [21, с. 93-95] о том, что непос­редственная связь системы законодательства с системой права устанавливается через правовые институты (минуя отрасли) и на «теории удвоения структуры права», разра­ботанной С.С. Алексеевым, М.И. Байтин и Д.Е. Петров сделали обоснованный вы­вод о том, что комплексные институты нельзя исключать из системы права. При этом они справедливо подчеркивают, «что именно взаимосвязь юридических норм, обра­зующих этот институт, обеспечивает возможность и необходимость их единого выра­жения в системе законодательства» [18, с. 36, 37].

Считаем необходимым более подробно остановиться на «теории удвоения структу­ры права». Со ссылкой на мысль В.К. Райхера о том, что система права строится в нескольких плоскостях [15, с. 190], С.С. Алексеев предложил рассматривать комплек­сные образования (в том числе комплексные отрасли, например, морское право) в качестве вторичной структуры права, которая наслаивается над главной структурой. «В принципе, - подчеркивает автор, - внутренне строение правового материала ис­черпывается главной и комплексными структурами...» [22, с. 30]. Ценность данных выводов для нашего исследования состоит в том, что в процессе изучения этих явлений им сделан ряд умозаключений, касающихся особенностей взаимодействия таких образований с системой законодательства. В частности, С.С. Алексеев пишет: «... комплексные образования реально обособляются не столько потому, что суще­ствуют самостоятельные нормативные юридические акты, сколько потому, что при помощи этих актов произошло известное согласование норм, выработаны некоторые общие положения и приемы регулирования, нормативный материал объединен нор­мативными обобщениями» [22, с. 28]. Таким образом, само создание таких комплек­сов (прочных правовых общностей), наличие которых невозможно отрицать в силу их реального существования, идет как бы «от законодателя», который путем издания соответствующих нормативных актов объективирует данные правовые образования. Вместе с тем, важно видеть, что так называемое движение «от законодателя» не является односторонним: комплексные нормативные акты и комплексные отрасли законодательства появляются именно в результате взаимодействия различных отрас­лей права в регулировании отношений в определенной сфере деятельности. Здесь просто имеет место смещение акцентов: в процессе формирования комплексных нор­мативных общностей субъективный фактор играет существенную роль.

Если комплексные образования отнести только к сфере законодательства, то тогда возникает вопрос, что является содержанием последнего? Или, если перефразировать вопрос: какое содержание (с позиции соотношения права и законодательства как содержания и формы) имеют комплексные отрасли законодательства (иные комплек­сные нормативные образования)? Что представляет собой законодательно «оформлен­ная» разноотраслевая совокупность правовых норм? Как отмечалось, в основном дис­куссия развернулась в аспекте возможности (или невозможности) признания их от­раслями права. Ответ на поставленный вопрос, на наш взгляд, зависит от той систе­мы координат, которая принята в качестве базы для дискуссии. Так, если мы исходим из устоявшегося, но далеко не единственного, понимания отрасли права как системы правовых норм, выделяемой по критериям предмета и метода, то указанные правовые образования нельзя причислить к отрасли права. Далее, в случае признания права одномерным образованием, найти место в его системе для комплексных образований практически невозможно. Если эти образования не занимают никакого места в систе­ме права, то тогда закономерен вывод о том, что комплексные отрасли законодатель­ства вообще никаким образом не выражают такую структуру (систему). И действи­тельно, в силу комплексности они не отражают и не могут отражать отраслевую структуру права (в общепринятом ее понимании) и т. д. Спор о названии комплекс­ных образований мы не считаем принципиальным, главное, что они существуют и не только в системе законодательства, но и в системе права (в качестве вторичных образований), и это обстоятельство нельзя игнорировать.

Мы склонны рассматривать системы права и законодательства в качестве «поли­мерных» структур. Полимерность структуры права проявляется в наличии в ее систе­ме первичной — отраслевой структуры и вторичной — комплексной структуры. При­чем «полимерность» системы законодательства более многообразна по сравнению с правом. Законодательство как форма использует собственные способы выражения своего содержания (права). В литературе распространен взгляд на законодательство как на явление, имеющее вертикальную и горизонтальную (или вертикальную, гори­зонтальную и федеративную) структуры. При этом, как правило, под вертикальной структурой понимается иерархическая структура, под горизонтальной — отраслевая, а под федеративной — структура, обусловленная федеративным устройством нашего государства. Иногда к вертикальной структуре в качестве ее разновидности относят и федеративную структуру.

Таким образом, система права как его внутреннее строение и система законода­тельства как строение его форм являются одноуровневыми тесно связанными между собой и одновременно обладающими относительной самостоятельностью системами. Данный общетеоретический вывод находит свое яркое подтверждение применительно к гражданско-правовой сфере. Структура гражданского законодательства как отрасле­вое законодательство в целом ориентирована на структуру гражданского права. Одна­ко гражданское законодательство как системное образование имеет собственные прин­ципы построения и закономерности функционирования, проявляющиеся, прежде всего, в легальном закреплении приоритета Гражданского кодекса РФ, а также в наличии в ее составе комплексных образований. Если рассматривать его в широком значении (как совокупность всех нормативных правовые актов, содержащих нормы гражданс­кого права), то с позиции теории систем можно говорить о сложном системном объекте.

Гражданско-правовая законодательная система состоит из нормативных правовых актов (их групп) различных по юридической силе и по правовой природе содержа­щихся в них норм (отраслевых и комплексных актов). При этом, «площадь соприкос­новения» отраслевых актов более обширна, чем комплексных. Методологической ба­зой для уяснения специфики взаимодействия отраслевых и комплексных актов в сфере гражданского права является часто встречающаяся в литературе классификация права и законодательства как систем в виде дихотомии «органичная — суммативная».

Так, В.М. Сырых по характеру взаимосвязи элементов разграничивает органичес­кие и суммативные (механические) системы, исходя из того, что взаимодействие элементов органической системы приводит к образованию качественно нового явле­ния, а суммативная система, являясь простым конгломератом составляющих ее час­тей, не образует качественно нового явления и отличается от своих компонентов только в количественном отношении. Применительно к системе «советских норма­тивных актов» делается вывод о том, что она является органической системой вслед­ствие иерархической зависимости между нормативными актами [23, с. 35, 43].

Вместе с тем, позиция автора является противоречивой, поскольку он утверждает буквально следующее: «Знания о качественном различии органических и сумматив- ных систем позволяет более четко определить различия между системой права и системой законодательства (суммативным явлением, позволяющим объединение норм не только по объективным критериям, но и по субъективным основаниям, в соответ­ствии с разрешаемыми задачами), а также увидеть необоснованность выдвижения отдельных обособленных норм законодательства в качестве новых отраслей права» [23, с. 36]. Следовательно, система законодательства, по мысли автора, относится к суммативным явлениям, а система «советских нормативных актов» - к органическим. При этом разграничения между системой законодательства и системой нормативных актов не проводится. Кроме того, напрашивается вывод, что система законодатель­ства не имеет признака иерархичности, поскольку данным признаком, по утвержде­нию В.М. Сырых, обладают только органические системы. Однако именно иерархи­ческая связь нормативных актов является определяющим моментом в характеристике системы. Указанным автором предлагается и другая классификация систем правовых явлений: суммативная, иерархическая и синтетическая. И далее они рассматриваются уже не в качестве систем, а как типы структурных связей, характеризующих соответ­ственно суммативную или органическую системы [23, с. 38-46]. Отметим, что в других своих работах В.М. Сырых говорит не о системах, а о суммативных и органи­ческих структурах [24, с. 7-9, 12].

С.В. Поленина и право, и законодательство относит к типу органичных систем [25, с. 5]. Иногда она использует иную терминологию, говоря об органической (орга­ничной) структуре [26, с. 21; 27, с. 37]. В известной монографии «Система советского законодательства» на основе дихотомии «неорганические и органические системы» и право, и законодательство рассматриваются в качестве неорганичных систем [28, с. 6]. При этом авторами указанного труда также используются термины «неоргани­ческие» и «органические» системы.

Следует отметить, что для характеристики права и законодательства как систем используются различные термины (органическая система, органичная система, орга­ничная структура, органическая структура), что иногда имеет место даже в рамках одной работы («Система советского законодательства»).

С.С. Алексеев отмечает, что право, будучи социальным явлением, представляет собой «нечто среднее между "просто” организованной и органичной системами и одновременно оно тяготеет "к типу органичных систем”» [29, с. 12-13]. Вместе с тем, он пишет: «Здесь есть и своего рода закономерность: в праве заложен потенциал быть органичным образованием, но оно никогда не может быть завершенной органичной системой» [29, с. 13]. Изложенные выводы, с которыми мы солидарны, можно в полной уверенностью отнести и к законодательству, поскольку автор рассматривает кодификацию как средство развития права как системы и исходит из того, что уро­вень «отработанности, совершенства законодательства» прямо влияет на причисление права либо к типу «просто организованных систем», либо к типу органичных систем.

Подчеркнем, что мы рассматриваем суммативность как категорию, характеризую­щую качество внутрисистемных связей, и понимаем под системами только целостные образования, допуская при этом градацию целостности.

Отраслевые гражданско-правовые нормативные акты взаимодействуют с анало­гичными актами и системой в целом на уровне органичных связей, а комплексные нормативные акты «с участием гражданского права», по сути, на уровне связей, близ­ких к суммативным. Однако последнее обстоятельство не нарушает целостности граж­данско-правовой законодательной системы, поскольку, несмотря на то, что она ни­когда не может быть завершенной органичной системой, в ней наличествует потен­циал быть органичным образованием.

Таким образом, взаимодействие гражданского права и гражданского законодатель­ства в качестве систем многогранно. Такой подход позволяет увидеть все богатство соотношения данных правовых явлений, которое не укладывается в рамки традици­онного представления о них как о содержании и форме.

Библиографический список

1.         Яковлев В.Ф. Гражданское право в системе права // Избранные труды. Кн. 1. Т. 2. Гражданское право: История и современность. М.: Статут, 2012. 976 с.

2.         Райхер В.К. О системе права // Правоведение. 1975. № 3. С. 65—70.

3.         Иоффе О.С. Система права и хозяйственное законодательство // Вопросы со­вершенствования хозяйственного законодательства: межвуз. сб. науч. тр. Свердловск: Изд-во Урал. ун-та, 1978. Вып. 68. С. 5—17.

4.         Мицкевич А.В. Система права и система законодательства: развитие научных представлений и законотворчества // Проблемы современного гражданского права: сб. ст. / отв. ред. В.Н. Литовкин, В.А. Рахмилович. М.: Городец, 2000. С. 20—45.

5.         Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства: учебник для юридических вузов и факультетов. М.: Норма, Инфра-М, 1999. 552 с.

6.         Кузьменко А.В. «Системный взгляд» на систему права // Правоведение. 2003. № 3. С. 4-11.

7.         Капустина М.А. Система норм права и система законодательства: соотношение и взаимосвязь // Систематизация законодательства в России: история и современ­ность: к 175-летию издания Свода Законов Российской Империи: материалы между- нар. «круглого стола». (Институт государства и права РАН, Москва, 18-19 января 2008 г.) / отв. ред. С.В. Кодан. М.; Екатеринбург; Н. Новгород, 2008.

8.         Чхиквадзе В.М., Керимов Д.А. Роль советской правовой науки в совершенство­вании законодательства // Вопросы кодификации: сб. науч. ст. М.: Госюриздат, 1957.

9.         Керимов Д.А. Кодификация и законодательная техника. М.: Госюриздат, 1962. 104 с.

10.      Алексеев С.С. О системе основ гражданского законодательства СССР и рес­публиканских гражданских кодексов // Вопросы кодификации советского законода­тельства: сб. ст. Свердловск, 1957. С. 107-120.

11.      Тиунова Л.Б. О понятии правовой системы // Правоведение. 1985. № 1.

С.   23-30.

12.      Генкин Д.М. К вопросу о системе советского социалистического права // Советское государство и право. 1956. № 9.

13.      Челышев М.Ю. Основы учения о межотраслевых связях гражданского права. Казань: Изд-во Казан. гос. ун-та, 2008. 206 с.

14.      Тархов В.А. Гражданское право. Общая часть (курс лекций). Чебоксары: Чув. кн. изд-во. 1997. 331 с.

15.      Райхер В.К. Общественно-исторические типы страхования. М.; Л.: Изд-во АН СССР. 1947. 282 с.

16.      Толстой Ю.К. О теоретических основах кодификации гражданского законода­тельства // Правоведение. 1957. № 1. С. 42-55.

17.      Поленина С.В. Взаимодействие системы права и системы законодательства в современной России // Государство и право. 1999. № 9. С. 5—12.

18.      Байтин М.И., Петров Д.Е. Соотношение отрасли права и отрасли законода­тельства // Правоведение. 2004. № 4. С. 35—42.

19.      Хабриева Т.Я. Миграционное право как структурное образование российского права // Журнал российского права. 2007. № 11. С. 3—16.

20.      Красавчиков О.А. Система права и система законодательства // Правоведение. 1975. № 2. С. 62-71.

21.      Дембо Л.И. О принципах построения системы права // Советское государство и право. 1956. № 8. С. 61-67.

22.      Алексеев С.С. Структура советского права. М.: Юрид. лит., 1975. 264 с.

23.      Сырых В.М. Основные принципы внутренней организации правовых явлений как систем органического и суммативного типа // Проблемы совершенствования советского законодательства. 1974. № 1. С. 35-46.

24.      Сырых В.М. Структура, генезис, система как элементы исторического и логи­ческого познания права: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1970. 15 с.

25.      Поленина С.В. Взаимодействие системы права и системы законодательства в современной России // Государство и право. 1999. № 9. С. 5-12.

26.      Поленина С.В. Система советского законодательства // Советское государство и право. 1975. № 11.

27.      Поленина С.В. Теоретические проблемы системы советского законодательства. М.: Наука, 1979. 205 с.

28.      Система советского законодательства / под ред. И.С. Самощенко. М.: Юрид. лит., 1980. 328 с.

29.      Алексеев С.С. Советское право как система: методологические принципы ис­следования // Советское государство и право. 1974. № 7. С. 11-18.